Убойная рыбалка на семгу - запомню на всю жизнь

Он понял меня, еще раз улыбнулся, но чуть заметно и остановил руки на самом размахе весел. Вал глухо ударился о борт лодки, подбросил ее, наклонил на бок и мгновенно повернул. Я не без страха ухватился за скамейку, но собрав все силы, с беззаботным видом тоже поднял глаза к небу.

- Кажется, немножко покачивает, — заметил я, делая скучающий вид.

Все же мы нашли, что игру лучше прекратить и поскорее выскочить из потока. Мы это сделали тотчас, и — вовремя: вода в лодке была уже выше щиколоток.

Часа полтора мы ездили над порогом. Однажды я сказал Кобрину, что мне давно пора сесть на весла. Невозможно, чтобы он каждый раз возил меня.
- Ведь удовольствие вы доставляете мне, а не себе, — закончил я.
- Неправда. Доставлять приятное другим—это тоже удовольствие. Да и не забывайте, что с вашим инвалидным сердцем на таком сильном течении грести никак нельзя. И, кроме того, я рыбак с малых лет. Сколько переловил этой рыбы! Борьба с гигантами меня уже не волнует. Остыл. А вам надо поймать семгу. Я принял жертву.

Мы долго бороздили по сливу, над самым порогом. В таких местах семга останавливается выше камней. Вот там-то я и водил, сначала блесну, а потом искусственную мушку.
Георгий Николаевич поглядывал на село — не покажется ли с этюдником его друг, и, качая головой, ворчал: если бы не рыбалка, сколько бы Василь сделал прекрасных вещей.

У камня, где только что прошла мушка, выпрыгнула семга.
- Ка-ка-я! —воскликнул Георгий Николаевич, любуясь прыжком рыбы и повертывая лодку назад.
Мушка потянулась снова выше камня, пересекла круги от всплеска рыбы, прошла метр, пять, десять... Нет, не хочет брать семга!

Я о чем-то задумался, и вдруг — хватка! От неожиданности я вздрогнул, подсек и начал крутить катушку. Рыба изо всех сил потянула назад.

Чтобы течение и рыба не стащили нас в порог, Георгий Николаевич постарался поскорее уйти прочь от него.

Я подсек семгу второй раз и через минуту, на всякий случай, еще раз.
Все это было сделано с таким волнением и горячностью, что мой товарищ с беспокойством закричал:
- Что вы делаете?
Я опомнился и перестал дергать удилищем.
Рыба шла тяжело. Катушка крутилась еле-еле. Леска врезалась в намотку.
Метрах в двадцати от лодки семга развернулась, и я почувствовал, насколько она могуча.

Пришлось отдать ей много лески. Только после этого можно было довольно легко повернуть рыбу. Некоторое время она шла свободно, будто ее и не было, а затем кинулась назад. Это было неожиданно и настолько стремительно, что ручки катушки вырвались из рук и застучали по пальцам.

Мне все-таки удалось придержать барабан катушки. Рыба остановилась, сделала «свечу», сверкнула на солнце, звонко шлепнулась об воду и ушла вглубь. Минуты через две я поднял ее со дна и снова потащил к себе. Она тянула назад, я вперед, течение не давало ходу лодке.

Георгий Николаевич, следя за борьбой, с трудом уходил от порога. И вот рыба близко. В прозрачной воде серебрится ее белое, толстое тело. Это настоящая семга. Она снова тащится легко. Борьба обессилила ее. Теперь справиться с нею ничего не стоит. Через полминуты она окажется у борта. Георгий Николаевич перестал грести и взял багор.
Но рыба, увидев нас, в испуге заметалась. Откуда у нее взялось столько силы!?
Прошло минут пять, а семга все еще не сдавалась.
- Ну и силища у нее! — воскликнул Кобрин.

В конце концов мне удалось подтащить ее к лодке. Она по-прежнему вела себя неспокойно: то вертелась, то уходила под корму.
- Веселая рыба. Поиграйте с ней еще, пусть побольше утомится, а то ее не возьмешь, — посоветовал Георгий Николаевич.
- Как это так — не возьмешь? — удивился я.— Она уже сама просится в лодку. Чего же ждать?
Кобрин не спеша взял багор с бамбуковой ручкой, длиною в метр, перегнулся через борт и собрался поддеть семгу. Но разве такая сильная рыба может быть спокойной в непосредственной близости с ее врагами?

Увидев наклонившегося Кобрина с вытянутой рукой, она устремилась вдоль лодки. Я опять подтянул ее к Кобрину. Она снова завертелась. Георгий Николаевич подвел под нее багор н сделал резкое движение рукой назад. Семга увернулась.

После этого он попробовал вонзить в нее багор ударом сверху, но снова промахнулся. Так было несколько раз. На шестой — вместо рыбы он зацепил леску. Рыба сделала круг, обмотала леску вокруг багра и ткнулась под лодку. Леска натянулась. Сильный рывок, и она порвется. Георгий Николаевич попытался освободить от нее багор, но не смог. Положение становилось серьезным.
- Эх, эх! — печально протянул я. Еще немного, и я уколол бы Кобрина ядовитым словом, если бы не заметил, что у него — этого спокойного и выдержанного рыбака—трясутся ноги. Не ошибся ли я?

Я снова взглянул. Да, трясутся. И выскочившее на язык слово пришлось проглотить.
В конце концов Георгий Николаевич освободил багор, но подхватить семгу не успел—она снова ушла под лодку.

Тем временем течение подтащило нас к порогу. Хорошо, что Кобрин вовремя спохватился.
Когда мы отплыли от опасного места, я вновь подвел рыбу к лодке. Георгий Николаевич хотел схватить ее за жесткий хвост, как делают порой местные рыбаки, но семга и тут ему не далась. Он заволновался. На этот раз у него тряслись не только ноги, но и руки, и губы. Он, опытнейший рыбак, потеряв самообладание, взял леску в руки, чего не допустил бы даже новичок.
- Что вы делаете! — застонал я.— Сейчас же бросьте!
- Ничего, ничего! Я только пальцами... Чуть-чуть... Не беспокойтесь,— бормотал он, одной рукой придерживая леской рыбу, а другой стараясь схватить ее. Семга выскочила из воды, обдав нас брызгами.
- Багром, багром! — закричал я в волнении.
Георгий Николаевич снова взял багор, а леску... леску про-, должал держать в руке. Я не спускал с него глаз. В ожидании катастрофы у меня замерло сердце.
Кобрин суетливо, чего раньше с ним не бывало, резанул багром близ самой рыбы.
- Эх, — вырвалось у меня. Следующее слово я зажал зубами.
- Что — эх?

Георгий Николаевич сердито взмахнул багром и, наконец* вонзил его в рыбу.
Семга, весом около полпуда, изгибаясь, подскочила и перевернулась в воздухе с такой силой, что сломала бамбук и с багром кинулась было под лодку. Георгий Николаевич резко наклонился к воде, я, не выпуская из пальцев лески, протянул руку к рыбе.

Леска натянулась до предела. Миг, и она порвется. Я зажмурился. Но терпения у меня не хватило, я открыл глаза и увидел, какой большой красоты серебристая, с черными пятнышками семга мелькнула вместе с рукой в воздухе и шлепнулась о дно лодки.

Мы разом облегченно вздохнули и, взглянув друг на друга, радостно, как дети, рассмеялись.