Почему не клевал лещ - это должен помнить каждый

Наконец мы у цели. Когда Михаил Иванович поставил лодку на якорь, определив нужное для этого место по одному ему ведомым ориентирам, я сбросил грузы в десяти метрах ниже его. Выше Михаила Ивановича остановился его друг Максим.

Наше место находилось в неглубоко врезавшемся в берег, но широком заливе. Позади Михаила Ивановича и Максима берег был обрывистый, песчаный и чистый. За мной он становился более илистым и заросшим камышом. Здесь было глубоко. Уже в двадцати метрах от берега глубина достигала шести-восьми метров.

Я взял на рыбалку четыре поплавочные удочки. С забросами не ладилось, так как поплавок вел себя странно: стоило сдвинуть удочку на двадцать сантиметров, как поплавок либо ложился, либо, наоборот, вставал. «Что за странное дно?» — подумал я. Эти удочки я снарядил тестом из манной каши в смеси с пшенной.

Едва я успел забросить все удочки, как поплавок одной из них, с мотылем, начал дробить. Я немедленно подсек и почувствовал, как стала энергично водить плотва. Начало хорошее — граммов двести будет.

Между тем уже смеркалось, и мои приятели занялись приготовлением ламп с рефлекторами собственной конструкции, а я вытащил электрический фонарь. Когда они зажгли свои лампы, стало так светло, что поплавки были видны, как днем.

- Клев начнется в десять часов,— авторитетно заявил Михаил Иванович, бросив немного прикормки из пшенной каши.
- Ты забыл, что за прошедшую неделю день стал короче, поэтому клев должен начаться раньше, — подтрунил я, веером рассыпая горсть пшенной каши.
- Между прочим, здесь у подлещика странный характер, — заметил Михаил Иванович.
- Его надо подсекать тогда, когда он положит поплавок. Если будешь ждать, когда он снова поведет, наверняка не подсечешь. Так было со мной, пока я не разгадал эту его особенность.

Чем больше сгущалась темнота, тем напряженнее становилось ожидание. Все мы, затаив дыхание, следили за поплавками, стараясь не пропустить даже едва заметное колебание. Сидеть на жесткой доске утомительно, однако каждый боялся пошевелиться, чтобы не качнуть лодку. Иначе это движение передастся по леске на дно и осторожный лещ уйдет.

Все молчали. Тишину нарушали только редкие возгласы рыболовов, плывущих на базу.
- Ага, наконец-то клев начался! — воскликнул Михаил Иванович, быстро подсекая рыбу. Это был трехсотграммовый подлещик. Я взглянул на часы: четверть десятого. Напряжение усилилось. Удвоил внимание, но мои поплавки не подавали признаков жизни. Через четверть часа Михаил Иванович вытащил еще одного подлещика — такого же, как первый.
- Ты не боишься вытаскивать подлещика без подсачка? — спросил я Михаила Ивановича.
- А зачем он мне? — возразил он.
- Я же чувствую, кого вынимаю. Вот если бы лещ взял, тогда я без подсачка не рискнул бы тащить его.
Вскоре начались поклевки и у Максима. Но ему не везло: срывы следовали один за другим.
- Ты что, ловить разучился? — спросил Михаил Иванович.
- Мне некогда было готовить кашу, и я поручил это жене. А она сварила ее очень жесткую,— объяснил Максим.

Максиму наконец повезло: он подсек и вытащил леща на восемьсот граммов. Но это был его первый и последний успех: в дальнейшем опять начались срывы.

Я срывов не боялся, так как готовил тесто сам, по своему рецепту. Насыпав манную крупу в угол небольшого полотняного мешочка, я наливал туда холодную воду и размешивал, чтобы не было комочков. Затем перевязывал угол мешочка тонкой бечевкой так, чтобы сырая масса была компактной, но не тугой. Бросив мешочек в кипящую воду, вынимал его через двадцать-тридцать минут и охлаждал под краном. Вынув из мешочка плотный комок сварившейся каши, разминал ее до резиноподобной массы, не прилипающей к рукам. Если она получалась плотной, добавлял в нее либо кусочек белого хлеба, либо пшенной каши. «Груша» из такого теста была эластичной и держалась на крючке по нескольку часов.
Но поклевок не было.
- В чем дело, Михаил Иванович? — спросил я.
Михаил Иванович внимательно посмотрел на мои поплавки, на удилища, потом перевел взгляд на меня и съязвил:
- Ты, Сергей Иванович, рыболовной литературы много прочитал, а вывода для себя не сделал. Разве такая осторожная рыба, как лещ, будет клевать, когда у тебя поплавки стоят в двух метрах от лодки?
- Но... большая глубина... И потом ловил же я на таком расстоянии or лодки прежде, — пытался возражать я.
- Когда это было? — парировал он.
-  В июне да июле. А сейчас конец августа.

Я решил последовать его совету и перебросил удочки подальше. Однако результат оказался прежний: мои удочки лещ упрямо игнорировал.

Между тем, томительно длинная ночь уже подходила, к концу. На востоке появилась светлая полоска. Она незаметно расплывалась по небу. Обозначился противоположный берег. Позади нас, в лесу, пискнула какая-то проснувшаяся птичка.

На рассвете клев лещей прекратился и начала брать плотва. Но она меня теперь мало интересовала: мысль о лещах не давала покоя. «Почему же все-таки лещ не клевал у меня? Неужели здесь имеет значение грунт?» — подумал я, взглянув на песчаный обрыв, позади лодки Михаила Ивановича.

С восходом солнца перестала клевать и плотва. Мы стали сматывать удочки.
На берегу я снова завел речь о прошедшей ночи:
- Почему же все-таки ночью у меня не было ни одной поклевки? Загадка какая-то!
Михаил Иванович вдруг вскинул голову, несколько секунд смотрел на меня, что-то вспоминая, затем хлопнул себя по лбу и захохотал:
- Черт возьми! Самое главное-то я тебе забыл сказать! Первый раз у меня тоже так было, а потом я разобрался, в чем тут дело. Здесь, оказывается, проходит узкая канава и лещ сидит в ней. Чуть недобросишь или перебросишь удочки — поклевок нет... Попал в точку — только поспевай подсекать.